Согласно публикациями в СМИ, у «Главкниги» существует преемственность с почившим в бозе «Национальным бестселлером». На это указывает присутствие в числе инициаторов бизнесмена Антона Треушникова, во многом благодаря которому существовал «Нацбест». Теперь же Треушников на пару с Вячеславом Коноваловым (известным экспертом и деятелем литпроцесса) решил перезагрузить прошлый проект, хотя прямо об этом нигде не говорится.
Почему же я так прицепился к слову «Главкнига», что с ним не так? Дело в контексте. Многие помнят скандал с концертом «Иди и смотри» одного известного артиста, название которого совпало с названием военной драмы 1985 года о зверствах фашистов в Белоруссии. Вот и «Главкнига» до боли напоминает имя цензурного карательного органа СССР — Главлита.
Над коммунистическим неймингом мы научились смеяться задолго до выхода на широкий перестроечный экран фильма Владимира Бортко «Собачье сердце». Но именно сцена из киноленты, где ставший товарищем пес проговаривает «абыр-валг» (Главрыба), посеяла в миллионах сердец неверие в перспективность подобного словообразования. (Одним из первых, кстати, на убийственный для русской речи способ придумывать «лающие» слова и тяжелые для слуха аббревиатуры обратил внимание сатирик Аркадий Аверченко.) В течение десятилетий за Главрыбами, Главпромстроями и Главлитами закрепились негативные коннотации.
А как иначе, если главному управлению по делам литературы и издательств в тоталитарном государстве поручали «контроль над всеми видами печати», «издание списков вредной литературы» и изъятие «неправильных» книг из книжных магазинов, включая букинистические, и библиотек. Назначить редактора или члена редколлегии в «толстый» литжурнал, опубликовать одну строчку без позволения управления было невозможно — и огромное количество образцовых произведений оставалось неизвестным читателям вплоть до распада единого и нерушимого. Не было бы Главлита — не было бы и травли уехавших и оставшихся писателей, урезанных версий романов и повестей, не было бы самого феномена «Возращенной литературы». Почему вышеназванное «Собачье сердце» в Союзе опубликовали впервые только в 1987 году? Ответ один: Главлит.
Это было. Это часть истории. Но пережито — и забыто. И кажется, что в XXI веке в прошлое возвращаться никому и не захочется.
Но господина Коновалова слово «Главкнига», где каждый «видит что-то свое», вполне устраивает.
«Мы вдохновлялись и культурным кодом авангарда с его плакатной стилистикой, и лаконичными формулировками. И хотелось, чтобы название не было претенциозным и тяжелым. Так получилось название, которое, с одной стороны, лишено пафоса, с другой — обращает на себя внимание и становится поводом обсуждений», — рассказал он нашему изданию.
Появление «Главкниги» приветствовал писатель, активный и отчасти скандально известный сторонник СВО Александр Пелевин, в своем телеграм-канале он написал следующее:
— После смерти «Нацбеста» у нас практически исчез институт литературных премий. «Нацбест» был крут именно своей прозрачностью и непредвзятостью, а время непредвзятости прошло. Что там еще? «Большая книга», либеральная чуть более чем полностью, «Нос», прости Господи?.. Ну, «Ясная Поляна», ладно, хорошо. Я бы еще какую-нибудь премию учредил. Специальную такую, сурово «ватную», чтобы либерахенов не пускать. «Русский Шлёпа» какой-нибудь…
Получается, что «ватная» премия у нас теперь есть.
И в этой связи вспомнилась полемика на страницах «Московского комсомольца» по поводу закона о борьбе с чрезмерными иностранными заимствованиями. Тогда писатель-классик Юрий Поляков приводил пример варианта «зачистки» русского языка от лексического импорта: вот у нас есть «Фуд сити», а нужно этой фирме посоветовать именоваться «Пищеградом».
То, что «Главкнига» — это ребрендинг «Нацбеста» в свете новых законодательных инициатив, Вячеслав Коновалов отрицает. Вот его дословный комментарий: «Версия с законом красивая, но на самом деле учитывалась исключительно богатая тональность русского языка и потенциал смыслов, который в ней заложен». О΄кей. Пусть так.
Но мне одному, но и лингвисту и автору «филологических детективов» Татьяне Шахматовой вся эта затея показалась злой шуткой.
«Иногда читаешь такие новости из мира литературы и думаешь «не может быть, они троллят», — сказала она. И заметила, что от «Главкниги» тянет канцеляритом за версту, а от «Нацбеста» нет. Почему?
— Да потому что за «Нацбестом» стоит вполне себе понятное мерило литературного успеха. Бестселлер, это лучший в продажах, самый популярный, самый известный. И как бы кто ни относился к иностранным заимствованиям, понятие «бестселлер» вполне прижилось и оно не является синонимом к слову «главный». «Главкнига» содержит в себе совсем другие идеи. Если есть главная книга, то есть и остальные — неглавные. В религиозной парадигме понятие главной книги уже есть. А в случае литературной премии, по-моему, вполне отчетливо возникает идея вертикали художественной иерархии и идея назначения сверху безусловного лидера.
«Оставлена вакансия поэта, она опасна, если не пуста», — писал Борис Пастернак, когда его хотели назначить в Советской России поэтом номер 1. Но в наши дни, кажется, «вакансию» никто не оставляет — наоборот, за право быть «главным» в соцсетях идут нешуточные бои. И мы продолжаем семимильными шагами, не скрывая энтузиазма, идти не в будущее, а в противоположную сторону. Back in the USSR.
