Местом проведения выставки «"Путешествие из Петербурга в Москву". История книги — история судьбы» в Гослитмузее избрали Дом Герцена. Почему именно деревянный особняк в Сивцевом Вражке, а не другая из музейных локаций, в общем-то понятно: Герцен считал Радищева пророком, вел переписку с его сыном Павлом Александровичем и пытался «пробить» в цензурном комитете публикацию «Путешествия...» в родной стране спустя семьдесят лет после запрета.
В зале Дома-музея Герцена, где сейчас расположены экспонаты, рассказывающие редким посетителям о Радищеве и его книге, не так давно находилась экспозиция, посвященная Окуджаве (ее «МК» изучил более чем внимательно). Она тоже была камерной, то есть не могла похвастаться размахом. Но представленные редчайшие поляроидные фотографии Булата Шалвовича из частной коллекции, что называется, «вытягивали» проект.
По этому пути ГМИРЛИ решил пойти снова, выставив в трех витринах пару десятков книг, литографий, исторических предметов, развесив рядом с витринами несколько картин русских художников, повествующих о тяжелой жизни крестьянства. И на отдельном стенде рассказав о географии ссылки, в которую вольнодумца отправили за его «шатающее устои» произведение.
Казалось бы, дело на пять минут: зашел и вышел. Но как раз от беглого осмотра я всегда предостерегаю, потому что в хорошую литературную выставку нужно уметь всматриваться и «вчитываться».
Еще в июле автор этой заметки ждал букинистической сенсации от Государственного музея А.С. Пушкина, зная, что подлинник прижизненного издания «Путешествия...», отпечатанный в частной типографии Радищевых в 1790 году, оценивался экспертами аукционного дела в сто миллионов «досанкционных» рублей. Но нет — на Пречистенке к 275-летию классика-смутьяна выставили только репринт книги, относящийся ко второй половине XIX века. В Доме же Герцена сегодня можно увидеть экземпляр, сохранившийся в семье потомков Радищева вопреки тотальному уничтожению книги. Всего в мире их менее полутора десятков, то есть речь идет о раритете, равном Константиновскому рублю в нумизматике.
Но сколько бы книга не стоила сегодня, цену за нее Радищев заплатил несоизмеримо большую — писателя изначально собирались четвертовать, но потом милостиво отправили в глухомань уже тогда огромной России. Цензурный «бан» на наследие Радищева, по сути, был отменен только революциями 1917 года, а при СССР Александра Николаевича поставили в канонический первый ряд «борцов с самодержавием».
Советских детей пугали образами прошлого: такими, как крестьянская изба с худой крышей, — ее мы видим на литографии неизвестного художника 1810-х годов. Или острог, где томился Радищев во время Илимской ссылки. Но и с точки зрения современного человека, который значительную часть жизни проводит в зоне комфорта, литографические свидетельства о судьбе писателя — это ужасы ужасные.
Справедливости ради замечу, что немного уступив «соперникам» с Радищевым, Госмузей Пушкина год 225-летия Александра Сергеевича подытожил проектом «Пушкинская Москва». На этой выставке в «смежном» коридоре между залами показали все (!) прижизненные московские издания Пушкина, которые, пожалуй, в одном месте ни разу не собирали. А заодно, воспользовавшись помощью коллег, крайне подробно рассказали о пожаре в Москве 1812 года, отразив судьбу большинства ключевых зданий.
Виды руин и картины пылающего города, не менее эпичные, чем «Последний день Помпеи» Брюллова, соседствуют на выставке с крестильной рубашкой Пушкина — в резком контрасте рождения и гибели заключается особенная магия.
Помимо этого столичные музейщики дотошно подсчитали, сколько именно дней Пушкин прожил в Москве — их оказалось 5099 из 13 762 дней земного пути поэта. «Странное исследование», - подумают читатели «Московского комсомольца». Но это результат «борьбы» за Пушкина между Санкт-Петербургом и Москвой. Она не настолько яростная, как битва за Достоевского, который вроде бы как абсолютный петербуржец, но в тоже время — москвич, но достаточно горячая. Рассуждая о «конкуренции» и соперничестве, я, конечно же, иронизирую. Но есть одно «но».
Посмотрим на Пушкинскую карту страны. На ней отмечены Болдино, Михайловское, Захарово, Пушкинские Горы... Но музей в Санкт-Петербурге, в состав которого входит в том числе Музей-Лицей (Царскосельский), именует себя «Всероссийским» - только так. То есть каждый кричит: «Пушкин наш!» - что, в принципе, тоже является формой выражения любви. Всенародной.
