«Слово Толстого», заявленное как «путеводитель по наследию» Льва Николаевича и исчерпывающе полная толстовская библиотека, сложилось за это время в сайт со сложной «архитектурой» и сверхценным наполнением. Нужно понимать, что прессу столицы собрали в особняке на Пречистенке не для того, чтобы напомнить о себе или дать возможность посмотреть на потомков классика — Владимира Ильича Толстого (ставшего недавно директором музея великого прапрадеда) или Феклу Толстую — праправнучку яснополянского гения.
Задачей было показать прогресс проекта, выросшего из идеи словаря языка Льва Толстого (отголоском которого можно назвать рубрику редких слов) — и сразу вышедшего за узкопрофессиональные филологические или литературоведческие рамки. Что же добавилось за два года? Подробная электронная «хроника жизни Льва Толстого», основанная на свидетельствах его ближайшего окружения, ежедневный «календарь Толстого», раздел писем и так далее.
Работать с многотомными собраниями сочинений исключительно сложно, особенно если речь о поиске цитаты, неизвестной исследователю или известной ему неточно. Но в случае с Толстым речь идет о 90-томнике. Представим же, какой объем имеет вторая часть сайта — «библиотека о Толстом».
Понимая, что все любят котиков, я протестировал поисковый инструмент «Слова Толстого», запросив источники, содержащие существительное «кошка». Около тридцати ответов. Отсылки к дневникам, «Новой Азбуке», нравственные формулы и цитаты о «жалости к собакам, кошкам, мышам и тараканам». А потом выскочила неожиданная выдержка из «Дневника» Софьи Андреевны Толстой, совсем не милая и не смешная: «Н. сегодня рассказывал, что в день, когда ему заболеть, он шел по Пречистенке, и на него вскочила вдруг неожиданно серая кошка и, пробежав по пальто, села на плечо… Н., по-видимому, видит в этом дурное предзнаменование».
Важно уточнить, что тексты, где это возможно, надстроены комментариями, аудиопояснениями толстоведов, записями голоса писателя и фотографиями — в будущем по мере расширения на сайт зальют весь массив фотоархива — его опять-таки свяжут с остальным содержимым «гиперссылками». Часть негативов из архива, как мне удалось выяснить, до сих пор — то есть спустя 114 лет после смерти Толстого — не то что в цифру не переведены, а ни разу не были воспроизведены в виде позитива.
«Слоеный пирог толстовских смыслов» — примерно так я могу описать результат далеко не завершенной работы энтузиастов. Но только к 2028 году — к 200-летию Толстого — «пирог» дорастет до объема «свадебного торта». К юбилею Владимир Толстой обещает завершить процесс сканирования пятисот тысяч (!) страниц рукописей Льва Николаевича (для сравнения — специалистам известны «всего» 14 тысяч страниц рукописей Пушкина).
Кстати, раз было упомянуто о голосе Толстого, нужно сказать, что Лев Николаевич был невероятно прогрессивным в техническом плане человеком — новинки рубежа веков и начала XX века были освоены им по мере появления, — ладно фотографическое дело и пишущая машинка! Он мгновенно подружился с фонографом (диктофоном, записывающим голос на цилиндры/восковые валики) и с резервуарной (то есть будущей шариковой) ручкой. Конечно, машинка и фонограф Софью Андреевну как главного переписчика произведений заменить не могли, но если бы Толстой увидел нынешние ноутбуки и принтеры, он бы точно подумал: будь у меня такой аппарат, я, может, и не женился бы никогда.
А теперь о «святая святых». Доступ в фотофонд ГМТ обычным посетителям не предоставляют — журналистов пустили в виде исключения, показав неприкасаемые артефакты, — брать их в руки можно только в специальных перчатках. Из ящиков, укрытых в металлических шкафах, сотрудники спецхрана извлекли на свет божий, например, первый дагерротип Толстого — то есть снимок на металлической пластинке, датированный 1849 годом, первую фотографию на бумаге (1856 год), первое селфи; единственный портрет Толстого в цвете, сделанный пионером цветной фотографии Прокудиным-Горским в 1908 году, бесценные фотоальбомы Софьи Андреевны и Владимира Черткова.
Все это — не воспроизведения, а современные Толстому экземпляры, кроме разве что портрета авторства Прокудина-Горского, негатив которого был продан в Библиотеку Конгресса США. Селфи 1862 года, кстати, — это не метафора: Лев Толстой буквально запечатлел себя сам, с единственной разницей, что фотографический аппарат того времени невозможно было удержать на вытянутой руке.
