И здесь нужно сразу оговорить, что конкретный ответ на вопрос, «Кто убил Симон-Деманш» (возлюбленную, а если быть точным - содержанку русского драматурга Александра Васильевича Сухово-Кобылина) вообще не является целью спектакля. Корреспондент «МК» начал догадываться об этом еще на сборах в театре, когда ошибся в записанном на слух названии будущей постановки. Оказалось, что вопросительный знак в конце фразы не нужен. И вот почему.
Розовский сознательно «обманывает» ожидания зрителей, вместо «детективчика» в духе Агаты Кристи предлагая им сложносоставное действо продолжительностью два часа 40 минут. Если сдюжат – выйдут со спектакля чуть гуманнее и мудрее, чем были пару часов назад. А если нет (будем честны – пару человек не досидели до конца во второй премьерный день), то на нет и суда нет.
А над драматургом суд был, суд страшный, потому что нет хуже суда, чем людская (и газетная) молва. Причем на сцене мы видим результат «раздвоения» личности: молодого (Рашид Казиев) и пожилого, подводящего итог прожитой жизни Сухово-Кобылина (Юрий Голубцов, замечу, что артист в принципе прекрасно играет смятых судьбой мужских возрастных персонажей, внутри которых не погас свет, но на этот раз он был особенно хорош).
Понятно, что сначала Сухово-Кобылин влюбляется во француженку Луизу (Кристина Айвазовская), которую привозит в снежную Москву, поселяет в роскошном доме и делает купчихой. Затем в повествование вплывает вторая возлюбленная – Надежда Нарышкина (Ксения Некрасова) и возникает классический любовный треугольник. Нарышкина – дворянка, что для благородного Сухово-Кобылина очень важно (идею «белой кости» артисты показывают, надевая белые перчатки то на обе руки, то на одну). Треугольник, кстати, оказывается не разрушаемым даже смертью Симон-Деманш, поскольку уехавшая во Францию Нарышкина дочь от Александра Васильевича называет Луизой.
С любовным пластом разобрались. Теперь уголовно-процессуальный. Следствие над предполагаемыми убийцами – драматургом либо подкупленными неизвестно кем (Сухово-Кобылиным или Нарышкиной) слугами дома Луизы - ведут взятые из пьесы «Смерть Тарелкина» генерал Варравин (Андрей Молотков) и следователь Расплюев (Владимир Давиденко). Пытают и заставляют сознаться в убиении француженки повара Егорова (Денис Сарайкин) и кучера Косьмина (Артур Шестаков) жандармы, а пытается получить с Сухово-Кобылина за закрытие дела энную сумму «одной купюрой» увязший в коррумпированных схемах «взяткоемкой страны» чиновник Тарелкин (Богдан Ханин).
Система персонажей сложная, но Марк Григорьевич (режиссер и автор положенной в основу действа пьесы-компиляции) явно выносит на первый план страдания истязаемых в царских застенках простолюдинов (которые подписывают признательные показания, как Уинстон в романе «1984» - чтобы боль прекратилась и потому что они поверили в свою вину, принимают каторгу как справедливое воздаяние). Также симпатии автора на стороне создающего одну из пьес в камере Сухово-Кобылина (Цитата: «Тюрьма для русского талантливого человека - дом родной».). Правда, если и те, и этот - невинно осужденные, то как бы или 100% Нарышкина заказала соперницу, или француженка сама себя пришибла шандалом (тяжелым подсвечником) по голове. Но «Дело Сухово-Кобылина» остается нераскрытым до конца.
Но и это не самое главное. После антракта в целом реалистическая пьеса, наполненная пустяковыми деталями, – вот русские любят щи, чтобы ложка стояла, малосольные огурчики и водку, а французы – водянистый суп и шампанское, вот они не могут русскую букву «Щ» произнести - превращается в фантасмагорию. И Розовскому нужно отдать должное – в кровососущую машину со зловещими глазами-прожекторами, горящими красным и длинными алчными щупальцами-«хоботками», как в голливудском фильме о кровопийцах-марсианах, его команда явно вложилась. В начале спектакля ничего подобного не ожидаешь, даже после первых упоминаний об «оборотнях, сосунах, вуйдалаках» (коррумпированных и просто надеющихся выслужиться по итогам скандального дела чиновниках). Но сцена буквального кровососания из тел героев (хорошо, хоть алая жидкость не идет по трубам) есть один в один в «Смерти Тарелкина», где описывается монстр-упырь, питающийся «теплою… человеческою крррровью»:
…У него, стало, хобот.
Р а с п л ю е в. Фу а!!!
В а р р а в и н. Хобот как жало скорпиона и крепости адамантовой.
Р а с п л ю е в, Фу а! бррр!..
В а р р а в и н. Подкараулив теперь вас, он избирает в голове вашей место (выбирает у него в голове место), да хоботом-то как кокнет (кокает Расплюева по голове костылем). Ну, стало, и этим самым повергает вас в беспамятство…и начинает он из вас сосать… сосать… крррровь сосать…
Тарелкин с отчаянием рвется…
Еще об одной фишке спектакля стоит сказать: Марк Григорьевич обещал недавно написать совместно с нейросетью музыку. По факту в первой премьере сезона ИИ уже активно используется: на фоновый экран, перегораживающий сцену, проецируются облики демонических сущностей, там же «оживляются» отдельные персонажи, Гегель, учением которого увлекается драматург плюс упоминаемый в спектакле Михаил Щепкин (игравший в 1855-м году в Малом театре помещика Муромского из «Свадьбы Кречинского»).
И это не единственный кивок в сторону современности, потому что отдельные реплики четко отсылают к XXI веку – ироничное «перенимаем у друзей лучшее» (о пытках в Китае в старину), «наше русское шампанское не хуже вашего» (импортозамещение), «на последние деньги купил виллу в Ницце (тут и комментировать ничего не нужно. Наконец, «я осваиваю деньги» произносит сожравший купюру взяточник, и эта игра слов – «переваривать/осваивать пищу» и «осваивать бюджетные средства» весьма комична.
