В здании музея на Гоголевском бульваре, 10, побывал корреспондент «МК».
Сравнения в таких случаях неизбежны, тем более что нынешняя выставка независимо от желания организаторов стала классическим сиквелом, когда во второй части нашумевшего фильма дают «все то же самое, но в два раза больше». И этим выставка «Калейдоскоп времени» прекрасна.
Потому что в Доме Ильи Остроухова в Трубниках нам показали один, тарусский, портрет Беллы Ахмадулиной (Мессерер был четвертым супругом поэтессы), а в ММСИ — «Красный портрет Беллы» (1974–1976) и внушительное, во всю стену, полотно «Белла Ахмадулина. Портрет в интерьере» (1974–1980).
В прошлый раз был один, размером с советский ламповый телевизор, стереоскопический макет спектакля «Школа жен» 2014 года. А теперь Мессереру как театральному художнику посвятили отдельный зал, где собрали эскизы к постановкам за полвека: сцена бала из балета «Ромео и Джульетта» (1968), «Левша» (1976), «Спартак» (1980),«Светлый ручей» (1982 год, Театр оперы и балета в Ереване, затем Большой театр, 2003 год). И, наконец, совершенно волшебный макет декораций к балету «Конек-горбунок», от которого одинаково можно прийти в восторг и в пять, и в пятьдесят лет.
И в остальном творчество Бориса Асафовича стремились представить панорамно и в хронологическом порядке. Ранние портреты (пример — «Одноглазый лодочник» 1954 года, его автору — 21), пейзажи, и в первую очередь коктебельские, 1960-х, «Большие абстракции» (1970-е), и так — до пейзажей первого десятилетия XXI века и цикла «Живописные беспредметные композиции» 2020-го.
Отдельно нужно рассказать об объединенных в некое целое инсталляциях «Реквием по Веничке Ерофееву» и «Ветер перемен», которые разделяют по времени создания два года (2000/2002). Первая представляет собой сумму советских бутылок с этикетками крепких напитков, упомянутых в поэме «Москва—Петушки», свечей, «растущих» из горлышек бутылок, пачек папирос, пожелтевших газет, деревянных ящиков и досок, изображающих настил старого железнодорожного перрона.
«Ветер перемен» — еще более замысловатая конструкция: вращающаяся мельница, ее лопасти — русские счеты, костяшки которых на каждом обороте съезжают по спицам с характерным звуком.
Причем эта мельница — внушительной высоты, в три, а то и в четыре человеческих роста. Возле нее ощущаешь острое одиночество и задор Дон Кихота, рвущегося в бой с метафорой неутомимого хода времени и хрупкости человеческой жизни.
Тогда, в 2002-м, Мессереру — к счастью, поныне живущему мастеру — было 69. И, кажется, прибегая к кинетической форме выражения смысла, он пытался сказать то же, что Ахмадулина вложила в одну строфу, «процитированную» на выставке:
Близ Паршино и поворота к Тарусе
Откуда мне знать, сколько минуло лет?
Текущее вверх, в изначальное устье,
все странствие длится, а странника нет.
