Сначала и на протяжении всего спектакля посещают мысли, напрямую не связанные ни с писателем Лесковым, которого современники не без злорадства называли самым русским, ни с его «Соборянами», представляющими разнообразные типы русских людей.
Мысль первая: актриса, обычно играющая нежных капризных барышень, берется за материал, при помощи которого пытается осмыслить и постичь порой непостижимое — что мы за народ такой и почему по горестной дороге идем, спотыкаясь об комическое? Будто Полина не актриса вовсе, а общественный деятель или филолог, а пуще — философ. Правда же странно, что она, а не радикальные или новаторами себя почитающие режиссеры берутся за столь трудную, не теряющую актуальности тему? Посмотреть на Агурееву — ветром сдует: такая она худенькая, маленькая. Но, как известно, русская женщина (даже если она актриса) сильна не только телом, но и духом.
Вот русская женщина Агуреева на сцене выстраивает свой русский мир, призвав в помощь Николая Лескова, мучимого, судя по его произведениям, теми же самыми вопросами. Наверное, потому, что очень совестливым был. И вот Агуреева сцену с помощью декорационных элементов делает похожей на море, и волны выполнены из деревянных панелей, сходящихся друг с другом не гладко, а под углом (художник Мария Митрофанова). «Волны» поднимаются от планшета на разные уровни выше и выше, где уже на высоте располагается камерный струнный состав уважаемого маэстро Башмета. Скрипки, альты, виолончели под его управлением живут одной жизнью со сценой, то подзвучивая на ней происходящее, то находясь с ним в диссонансе, жестоко, до визга спорят… Звуковую стихию для «Соборян» написал Валерий Воронов, с которым режиссер работает не в первый раз.
Сюжет «Соборян» для нашего времени не в тренде — речь идет о двух священниках — Савелии Туберозове, Захария Бенифактове и дьяконе Ахилле Десницыне, проживающих в вымышленном городе Старгороде. Савелий твердо верит в идеалы православия, отчего пребывает в конфликте с церковным начальством и местными властями, требующими от него искоренить раскол в пользу официального православия. К тому же представители власти, циничные и равнодушные, в лице губернатора и полицмейстера надеются, что протоиерей будет стучать на политически неблагонадежных. Ведь Россия «управляется милостью божиею и глупостью народною». Против отца Савелия местный школьный учитель Варнава Препотенский, отрицающий все, поскольку нигилист и революционер, а с ним за компанию политический провокатор Термосесов. Какие же заковыристые фамилии своим персонажам давал Лесков — заблудишься среди них. В общем, не особо близкий сюжет сегодняшнему дню — где эти раскольники, какое православие? Но это только на первый взгляд.
Но чем дальше, тем больше сюжетные подробности, прописанные у Лескова, становятся не так уж важными, как то, что из этого вытекает. А вытекает исключительно схема, согласно которой российское общество живет неизменно на протяжении веков, и сегодняшний день не исключение. Праведники и революционеры свято верят в необходимость революционных преобразований, а другие цинично используют эту веру. Донос — как инструмент, и неважно, с помощью чего он состряпан — пера и бумаги, гаджета или социальных сетей со сплошными никнеймами. Все, что говорят персонажи Лескова, как будто из сегодняшнего дня.
«У нас в необходимость просвещенного человека вменяется безверие, издевка над родиной, небрежение о святыне семейных уз, неразборчивость, а иносказательная красавица наша, наружная цивилизация, досталась нам просто...». Или: «У полек, стало быть, враги — все враги самостоятельности Польши, а ваши враги — все русские патриоты». Герои рассуждают, что в конце концов сгубит Россию и что лучше согревает — вера или водка?
Мысль вторая: как переменчивы время и суть места. Вот казалось бы, еще совсем недавно в прогрессивном Гоголь-центре забавлялись и упражнялись все больше с пороками, возведенными в ранг почему-то социальных и личностных проблем, а теперь здесь же, но уже в Театре Гоголя (возвращенное прежнее название театра), спорят о святости, отвечают на серьезнейшие вопросы, которыми сегодня озабочены люди не меньше, чем хлебом насущным.
Своих героев Агуреева располагает на разных уровнях по вертикали, заставляя их нырять и скрываться в застывших «волнах». И такая простота мизансцен не отвлекает от текста, который, судя по тишине в зале, внимательно слушают, как будто не дышат. А услышав: «За одно нам хвала — что много нас: не скоро поедим друг друга» или «Россия управляется милостью божиею и глупостью народною», — задумываются на минуту, потом аплодируют. И, наверное, про себя думают, что ни один современный или модный драматург, препарирующий российскую реальность ХХI века, так точно не написал, не поставил диагноз происходящему. Ну разве что стебанулся на тему с разной степенью остроумия.
В расположение фигур режиссер закладывает свою философию: праведникам — отцу Савелию и его супруге Наталье, чья вера крепка, режиссер оставляет высоту, в отличие от других, что сомневаются, подличают, заблуждаются, в общем, ведут себя как люди.
В «Соборянах» Полина Агуреева находится на сцене еще и как актриса, исполняя роль верной супруги Савелия. Наверное, думаю я, ей непросто приходится, потому что надо не собой одной заниматься, не только о своей героине думать, а присматривать за спектаклем в целом и артистами. Но надо признать, что и сама легко играет (ее Наталья и наивная, и обаятельно-хитроватая мужнина жена), и видно, что с актерами хорошо поработала (часть из них уже была с ней в предыдущем проекте «Живые и мертвые. Солдатами не рождаются»). Это Алексей Вертков (дьякон Ахилла), Илья Шакунов (протоиерей Савелий Туберозов), Варвара Насонова (генеральша Вихиорова). В постановку вошла блистательная мхатовская актриса Наталья Егорова (помещица Плодомасова), увы, не востребованная в МХТ — ее колоритная игра только украсила постановку. Все они вместе попытались приблизиться и приблизить нас к разгадке тайны русской жизни и русской души.
Мысль третья, наконец: играя такой спектакль, актеры, наверное, должны иметь другое внутренне самочувствие.
Вертикаль у Агуреевой в финале резко уходит вверх, когда нехитрая конструкция из разноразмерных столов и стульев, до того в спектакле никак не используемая, заполнилась людьми, оставшимися в светлых в пол рубахах. На самой верхней оказалась умершая жена Савелия — Наталья, а ниже расположились и он сам, и Ахилла, и Марфа с Николашей, и Захария — их души. А на стене, что за музыкантами, два часа действия имевшая серый неприметный вид, вдруг светом проявились лики. И даже не лики святых, а абрисы их, по которым можно было понять, что это святые.
