Надо сказать, что это второй приход культового музыканта и харизматика в «Современник». Еще при жизни Галины Волчек Гарик поставил здесь спектакль «Анархия» по английской современной пьесе про жизнь стареющих рокеров. В нем, помнится, азартно играли Михаил Ефремов, Василий Мищенко, Дмитрий Певцов и Ольга Дроздова. Постановка имела успех в силу того, что тема была близка режиссеру — как говорится, знал, что ставил. Плюс рок-музыка, на которой выросло не одно поколение. Плюс, чего уж скрывать, обсценная лексика, звучавшая со сцены, отвечала активно навязанной обществу дискуссии о необходимости этой самой лексики в искусстве.
Успешный (но для своего времени) спектакль больше в «Современнике» в силу ряда обстоятельств не идет: Ефремов отбывает срок в местах не столь отдаленных, Певцов результативно депутатствует, а Ольга Дроздова и Василий Мищенко оставили театр, казалось, навсегда. Но… никогда не говори никогда. Во всяком случае, один из той «анархической» компании, а именно Василий Мищенко, сыграл одну из главных ролей в новой постановке Гарика Сукачёва. С него-то и начинается спектакль, тема которого на этот раз далека от режиссера.
Герой спектакля, Саша Шишин, человек особенный — аутист, живущий среди нормальных, то есть здоровых людей, оказался в любовном треугольнике. На сцене Саша предстает в разном возрасте: мальчиком, подростком, юношей и глубоко пожилым человеком. Как раз последний лежит на кровати в убого обставленной комнатке (допотопный шкаф, кресло, столик возле него), являющейся лишь частью обычного дома с лестничной клеткой, лифтом, и слышит сначала старческий голос матери, обращенный к нему. А потом и ее саму — сгорбленную, седую, с застывшей мимикой. Неподвижной ее делает маска, целиком надетая на голову актрисы Елены Козиной.
Голос странный, нереальный какой-то — живые так не разговаривают: «А помнишь, Саша, как ты еще маленьким… кхе-кхе…». И тут из темноты, которая до сих пор скрывала заднюю часть сцены, появятся мальчик и девочка — куклы в рост пяти-шестилетних детей. Возвышаясь над ними, их умело ведут актеры «Современника» Дарья Белоусова (Танюша) и Дмитрий Смолин (Саша Шишин), но каждому из них помогают актеры из Театра Образцова: три, а то и четыре кукольника в черных костюмах, как тени, рядом с артистами. Практически постоянное присутствие кукольных копий героев (прекрасная работа Виктора Платонова) создает на сцене неповторимо-трогательную атмосферу. Детства, но особенного, подчеркивает режиссер болезненность деликатной темы. Как о ней говорить? На этот счет современный театр предлагает немало решений — от документального театра типа вербатима до глубокой драмы в мрачноватых тонах.
В спектакле «Современника» говорят прозой, которая звучит у автора как поэзия, тонкостью своей передающая простую и трудную прозу быта и бытия таких людей, как Саша и его мать. Жизнь с инвалидом в СССР — в семье и в социуме — та еще была жизнь, не всякий выдерживал. Да и понятия такого — «особенные люди», предполагающего иное отношение к ним со стороны людей и общества в целом, тоже не было, поэтому Саша проживает ту жизнь, какая ему досталась.
А досталась особенному мальчику Саше, доброму, неуклюжему толстяку, узнать, что такое дружба с не особенной девочкой Танюшей, рыжей оторвой, которая также нравится не особенному и очень спортивному Бобрыкину (Николай Клямчук). В этом треугольнике Саша познаёт, что такое любовь с обязательным набором страстей — счастье, ревность, ненависть к сопернику (отчего часто кричит: «Я убью Бобрыкина»), грубый протест матери, лучше других понимающей, что ничем хорошим это для ее особенного мальчика не кончится, которого она называет, как и принято тогда было, дураком. Хорошо, что не идиотом.
Однако этому наивному дурачку Гарик Сукачёв со своей постановочной командой подарит не горький, а радостный мир, любовью же рожденный. Мир такой можно видеть на рисунках детей-аутистов, где все и всё светятся радостью и зашкаливает от цветовой гаммы. Во многом от них и родилась рисованная декорация Андрея Шарова, вернувшегося к театру, — советские пятиэтажки, где живут герои, улицы, хозяйственный магазин, куда мать регулярно отправляет Сашу то за веревкой, то за земляничным мылом. Снег, который падает не хлопьями, а летит с небес снежками. Идея игры с цветом раскрывается, подобно цветку, видеоконтентом с богатой фантазией — то невидимый для других мир Саши и его чувств на контрасте с миром реальным, где преобладают все больше темные цвета. И это тот случай, когда видеоработа Вячеслава Минченко не красивенький фон, а важнейший художественный элемент спектакля, усиливающий замысел режиссера.
Надо признать, что роль Саши — особенная среди остальных в силу понятных причин: ведь речь идет о недуге. И чтобы понять особенности заболевания, исполнители роли главного героя (а их двое — Дмитрий Смолев (маленький Саша) и Василий Мищенко (он же в старости) посещали Центр реабилитации детей с аутизмом (РАС), где наблюдали детей, общались со специалистами. Это, безусловно, помогло им, с одной стороны, быть на сцене достоверными, но при этом не впасть в физиологию. И трудно сказать, кому сложнее: Смолеву, наивно проживающему пору детской и юношеской влюбленности то в радостных эмоциях, то в отчаянных истериках, или Мищенко, который вспоминает об этом практически без слов? Работающие с ними Дарья Белоусова, Елена Козина, Николай Клямчук составили замечательный ансамбль. Его поддержала танцевальная группа Егора Дружинина.
Один постоянно сменяет другого, как настоящее сменяется прошлым. Такая подмена артистов устроена в спектакле весьма изобретательно, выглядит органично благодаря в том числе искусству иллюзии — за трюки в спектакле отвечает Вадим Савенков. И вот Саша — одинокий старик на неприбранной кровати, лишь шагнув в темноту, внезапно оборачивается неуклюжим радостным влюбленным в рыжую Танюшу, которой постоянно нужны приключения. Она видит себя Жизелью, и вот героиня одноименного балета уже выплывает из кулис, а где-то уже маячат другие вилисы — души умерших невест. Этот печальный символ проявится в финале. Но пока особенный мальчик безоглядно бежит за девочкой, вырываясь за пределы своего замкнутого мира, в мир не особенных людей, который красиво и ярко ранит его первой любовью.
Чем дальше, тем больше премьерная постановка «Современника» напоминает кино. И не столько широкоформатными видеопроекциями города с лихо мчащимися по диагонали трамваями. На сцене как бы идет раскадровка спектакля — черно-белые кадры реальности сменяются цветными мечтами, а может, и снами. Здесь детство впадает в старость, по дороге заглядывая в юность, и возвращается в исходную точку. А умершие говорят с живыми. Перемещение во времени и пространстве тут не имеет системы — оно как всполохи памяти: радости, боли, грусти, нежности, отчаяния, короткого счастья и жестокости, пережитых героями в разные годы.
