Информация от билетеров еще до начала спектакля интригует — антракт продлится не менее 40 минут. «Слишком большая перестановка, извините», — вежливо говорят они и добавляют, что два акта сами по себе не длинные, но перетасовки… Какие, если вид самой сцены, пока не началось действие, тоже озадачивает простотой? Прямо по центру ближе к авансцене установлен то ли белый-белый, как снег, павильон, углом смотрящий на зал, то ли здоровенная книга корешком в том же ракурсе. На портике надпись Et in Arcadia ego. Что это значит, пояснит молодой человек, одетый по моде эпохи Просвещения — это где-то середина ХVIII века, хотя точных временных границ она не имеет.
— Нет, я не Байрон, я другой,
Еще неведомый избранник,
Как он, гонимый миром странник,
Но только с русскою душой.
— Простите, эпиграф. «Аркадия». Том Стоппард. Воспоминание о будущем в двух актах.
Джентльмен, читавший с авансцены Лермонтова (Павел Яковлев), изыскан в манерах и обликом слегка смахивает на лорда Байрона, чей небольшой портрет красуется в овале на правой стороне белоснежной декорации. Несмотря на видимую простоту (всего-то две белые поверхности), декорация Алексея Трегубова окажется сложной, точнее, сложносочиненной, как и сама пьеса Тома Стоппарда, в середине 90-х годов отмеченная сразу несколькими значимыми для мира театра премиями: Лоренса Оливье («лучшая новая драма»), Тони («лучшая пьеса) и «Драма Деск» («for Outstanding Play»).
А джентльмен продолжил, пояснив не знающим латыни, что фраза «Et in Arcadia ego» не что иное, как предупреждение о том, что даже в Аркадии, в этом земном раю, есть смерть и что английский драматург изначально так и хотел назвать пьесу. Но по коммерческим соображениям смертушка отвалилась от его «Аркадии». А галантный джентльмен покинул сцену, чтобы позже предстать на ней в роли одного из персонажей. Нечего сказать — элегантное начало.
И вот левая белоснежная поверхность уплывает вверх, открывая нам интерьер 1809 года в загородном доме Сидли-парк в Дербишире. Здесь среди книг и простых математических приборов домашний учитель Септимус Ходж, который хорош собой (Федор Малышев), делает вид, что обучает юную воспитанницу Томасину Каверли (Екатерина Новокрещенова) математике, а на самом деле читает «Лежанку Эроса» пера поэта-современника Эзры Чейтера (Иван Верховых). Последний не замедлит явиться в следующей же сцене и не с самыми добрыми намерениями.
Но Томасина по поведению хотя и трудный подросток, но развита не по годам: ее интересует не только теорема Ферма, но и карнальные объятия, в которых застукала ее учителя любопытная прислуга загородного поместья. Интрига пикантного свойства потянет за собой… О боже, да целый мир она потянет — философию, секс, теорию хаоса, второй закон термодинамики, а также личную и публичную жизнь лорда Джорджа Гордона Байрона, как выяснится, соученика Септимуса Ходжа.
И не только мир 1809 года — она пронзит время, показав нам конец 90-х века ХХ. Но это произойдет через час с небольшим. А пока — век Просвещения в своих приметах: от моды до имен и особенностей парковой архитектуры. Весь из себя колкий, но тонкий, прямо по Уайльду, юмор, изысканные манеры.
Обаяние мужское в лице Септимуса и девичье, исходящее от девочки-сорванца, сразу задает тон постановке. Герой Федора Малышева свободен настолько, что еще шаг — и свобода, кажется, обернется неучтивостью к работодателям. А тут еще компрометирующие его связи сразу с двумя дамами (разумеется, параллельно) — с женой поэта Чейтера (не появится, зато муж тут как тут весь в гневе), в чьих объятиях он находился в здании эрмитажа, и хозяйкой дома леди Крум (Екатерина Смирнова), манкой обольстительницей. Да и Томасина у Новокрещеновой, как и ее наставник, преуспела по части внутренней свободы, отраженной пока что в непосредственном поведении. А это качество неординарных личностей — этих и новых, что появятся, как только левая поверхность закроется, а правая поднимется, открыв интерьер того же загородного дома, но спустя 180 лет.
Там люди конца XX века: писательница Ханна Джарвис (Полина Айрапетова) и филолог Бернард Солоуэй (Юрий Буторин) независимо друг от друга исследуют жизнь Байрона в поисках сенсации: ее интересует любовная связь Байрона, его — дуэль поэта-романтика. Взаимоотношения исследователей тоже как дуэль — профессиональная и любовная. А тут еще пара персонажей подбрасывают «дровишек» в их спор — Хлоя (Софья Лукиных), дочь хозяйки загородного дома в Сидли-парк, и ее братья — математик Валентайн (Дмитрий Рудков) и малолетний Гас (Кирилл Морозов), потомки того самого рода Каверли. Каждый из них со своими знаниями и характером ярко вписан в это историко-научно-любовное путешествие.
Евгений Каменькович точно выдерживает жанр расследования, нисколько при этом не педалируя его особыми эффектами вроде напряженной музыки, игры света… Напротив, у него на сцене — сама Аркадия, страна счастья… театрального: с живыми страстями, интеллектом, остроумием, обаянием и режиссерским изыском, который так естественен.
У Каменьковича разные эпохи намеренно схожи в деталях: характерной пластикой Томасины и Хлои, расстановкой в мизансценах фигур по вертикали и горизонтали. Времена меняются, а люди… Разве что язык упрощен: вместо карнальных объятий просто: «Может, в койку?».
Персонажи Стоппарда жонглируют терминами из квантовой и ядерной физики, высшей математики, филологии. Немой свидетель всему — черепаха Плавт, единственный, кто на протяжении двух актов бесконтрольно телепортируется из одного времени в другое, черепашьим шагом двигаясь вдоль авансцены, в то время как настоящее с прошлым выясняют отношения и рвутся в будущее. Плавту 293 года, а в путь он отправился в возрасте 109 лет.
Антракт действительно продлится 40 минут, после которых обе комнаты из разных эпох сольются в одну большую, подчеркнув относительность понятия времени. За окнами ее виднеется смутный абрис чего-то белого. Ближе к финалу обитатели загородного дома начала XIX и ХХ веков сойдутся, но их диалоги будут идти параллельно при внутренней неразрывной связи. Магия.
Безусловно, «фоменки» в «Аркадии» демонстрируют силу ансамбля: видно, как поколение тридцатилетних становится мастерами, а новобранцы достойно продолжают традиции актеров Фоменко просто и органично передавать сложное. Федор Малышев, выступивший в роли Септимуса Ходжа, в прошедшем сезоне выпустил два интереснейших спектакля большой и малой формы, и стало понятно, что в театре появился лидер. Отличные работы у Павла Яковлева, открывшего спектакль и продолжившего его в роли слуги Джелаби, у Юрия Буторина, Дмитрия Рудкова, Екатерины Смирновой, Полины Айрапетовой, Василия Фирсова, Степана Пьяных, Софьи Лукиных и Ивана Верховых. Кстати, немаловажно, что все артисты по возрасту практически совпадают со своими персонажами, за исключением Верховых, кто старше его 31-летнего героя.
Дебют в большой роли Екатерины Новокрещеновой однозначно не останется незамеченным. Она точно попала в типаж подростка-вундеркинда, который вырос в юную леди. В финале ее острый ум кроме математических формул просчитает встречу с учителем, и совсем ненаучного характера. Их вальс на фоне открывшихся белоснежных деревьев будет так же бел и прекрасен.
