По своей сути новая экспозиция «Между Парижем и Москвой. Александра Бычкова и Сергей Кольцов» — продолжение выставки «Москвичка. Женщины советской столицы 1920-1930-х». Одной из героинь прошлогодичной выставки была Александра Бычкова-Кольцова. Тогда возникло много вопросов по поводу ее судьбы. Особенно всех волновал эпизод с командировкой в Париж длиной четыре года и, конечно же, тема любви. Этой весной здесь решили продолжить рассказ истории об одной москвичке и в то же время поселить в центре цветущей весенней Москвы большую и яркую любовь. Акцент на экспозиции сделан на творческий путь Александры Бычковой-Кольцовой, хотя творчество Сергея Кольцова здесь тоже представлено широко.
Если говорить о супружеских парах среди художников-авангардистов начала прошлого столетия, то сперва в голову придут Родченко-Степанова, после недавней выставки в «Зотове» Матюшин-Гуро, а о супругах Кольцове-Бычковой вспомним далеко не сразу. Они не относили себя ни к одному художественному объединению, которые в ту эпоху активно образовывались и писали всяческие манифесты, издавали журналы. Кольцов и Бычкова шли своим путем, на котором для обоих была важна еще одна пара — два города, Москва и Париж. Единственное, в чем они были похожи на других, так это в способе знакомства. Тогда найти мужа на учебе превратилось в тенденцию. Жена-муза сменилась женой-соавтором, женой-единомышленником, ведь теперь женщины наравне с мужчинами могли обучаться в училищах и вузах. Так и было у Кольцова и Бычковой. Однако общих творческих работ у них, как ни странно, не случилось.
Здесь к слову выставка уместно добавить приставку «фильм»: здесь есть титры, которые создают атмосферу — фотографии старой Москвы того времени, когда Кольцов и Бычкова были молодыми, а затем следует подробный рассказ об их жизни на два города и творчестве, что легко складывается в романтично-приключенческую трогательную историю.
Скульптор Сергей Кольцов встретил свою любовь в стенах Строгановки во время учебы на старших курсах. В 1924 году они поженились, но художница взяла двойную фамилию, что лишний раз подчеркивает, с одной стороны, ее единение с мужем, а с другой, усиливает ее творческую самостоятельность. Она, в свою очередь, покоряла зрителей своими виртуозными яркими вышивками, текстильными панно. Вышивание было нуждой в непростые годы нэпа, когда подобные декоративные элементы на одежде стали способом обновить гардероб, а работа вышивальщицей и вовсе помогала бороться с женской безработицей. Как сегодня принято говорить, она монетизировала свой талант — это верно, но мы имеем дело с художницей. А потому это был для нее не просто способ заработать деньги. Работа с вышивками и тканями стала для нее «творческой лабораторией», где Александра искала наиболее удачные цветовые сочетания и имела возможность экспериментировать.
«Привет всем! Сейчас летим в Париж» — среди документов на экспозиции открытка с такой подписью на обороте, сделанной рукой Александры. В 1928 году супруги отправились в столицу Франции. В 1920-1930-е годы это была нормальная практика Наркомпроса — отправлять деятелей искусств в Европу для заимствования опыта. Но и здесь они поехали не как супружеская пара, а как два самостоятельных художника — у каждого были свои творческие задачи. Бычкова знакомилась с новейшими видами декоративно-прикладного искусства: работала с текстилем, делала эскизы для тканей, одежды и обуви, занималась оформлением витрин магазинов. Но делала это все с изыском, рассчитанным на массы. Снова, как и раньше, в ее творчестве подружились ремесло и искусство. Из той командировки сохранились также рисунки Бычковой, на которых она запечатлела парижскую жизнь во всем ее разнообразии. Но взгляд на город женский: парижские модницы, роскошные туалеты горожан, люди искусства — изящные танцовщицы, балерины…
В 1930 году Кольцов возвращается в Москву, а его супруга остается во Франции — начинаются трогательные письма, которые начинаются непременно с «Дорогой Сережик» или «Милый Сережик» — неловко нарушать тайну переписки двух любящих людей, но все же это того стоит, ведь там — заботы молодой деловой женщины переплетены с трогательным выражением заботы и любви.
А после Парижа была невероятная, яркая жизнь — для Александры долгая. После смерти мужа, который не дожил до шестидесяти лет, Бычкова, как верная спутница, занялась сохранением наследия мужа. Но и сама не перестала творить искусство. Правда, тональность ее художественного повествования изменилась…
