— Как возникла история, уходящая в советское детство?
— Она всегда была со мной. Я считаю, что советское детство, особенно мое, которое пришлось на 1970-е, — лучшее время в СССР. Людей, которые его ругают, невозможно переубедить. Происходит это потому, что детство конца 80-х, когда началась перестройка, — это же ужас. И это тоже СССР.
Мне все время хотелось рассказать о 70-х. Возможно, толчком послужили разговоры с отборщиками Каннского кинофестиваля, на котором я побывала с фильмом «Однажды в Трубчевске» в 2019 году. «Мы ничего не знаем про ваши 70-е. Как было бы интересно посмотреть, что же тогда происходило» — так они говорили. Я это запомнила и удивилась совпадению: я же тоже об этом думала. Что-то записывалось, хранилось, перечитывалось, но дальше детских зарисовок ничего не продвигалось. Когда объявили, что на детское кино будут давать стопроцентное финансирование, я подумала: какое счастье, что не надо побираться, искать дополнительные средства, пришло время делать картину.
— Чем так прекрасны 70-е?
— Для меня это время мажорных песен и счастливых людей. Мое детство прошло в пионерских лагерях Брянской области и в Крыму, куда меня повезли после того, как врачи сказали моей маме: «Ваша девочка не будет ходить. Везите ее на море». Мы поехали туда без копейки. Моя бабушка устроилась работать в пансионат. И потом каждый год и она, и мама приезжали туда, работали, а я по три месяца там отдыхала.
— Много фильмов снято у нас про 90-е. Недавно вспомнили и про 80-е. А 70-е действительно подзабыты.
— События в нашем фильме происходят в 1972-м. Это год 50-летия СССР. Мы начали изучать материалы и события того времени, о которых будут говорить по радио, и выяснилось, что за 1972 год ничего нет. А ведь тогда было много достижений — победы на Олимпиаде в Мюнхене, где наши спортсмены выиграли у канадцев и американцев, запуск межпланетной станции «Венера-8», приезд в Москву президента США Никсона. В 1972-м случился пожар в одном из отсеков атомной подводной лодки К-19. Мы выбрали этот год еще и потому, что мне было восемь лет и как раз тогда я была в пионерском лагере.
— Так это история основана на реальных событиях?
— Не совсем. В жизни так не было, но время мы постарались точно зафиксировать. Это история про семью подводника. Он пропал, а восьмилетняя дочь продолжает его ждать. Когда смотришь фильм, то вообще непонятно, есть ли у девочки папа, или она все выдумала про него. Сценарий мы писали с моим сыном Владимиром Сидоровым и снимали картину вдвоем, как два режиссера. У нас были две камеры и два оператора-постановщика — Анатолий Петрига и его сын Сергей Петрига. Они работали в одном ключе, помогали друг другу, как и мы с Володей. Если бы мы с ним не разделили обязанности, я бы не выдержала. Это самая сложная из моих десяти картин.
— Почему? Время такое или постановочные задачи серьезнее?
— У нас мизерный бюджет и маленькое количество смен, так что нет возможности что-то переснять. Плюс большое количество детей, и если один что-то не так сделал, то надо переснимать. А они же малюсенькие, по 8–9 лет, и нельзя их бесконечно гонять по лесу, пока не добьешься нужного результата.
— Сейчас один за другим выходят игровые и документальные фильмы про взрослых девочек, сводящих счеты со своими отцами, которые уходили из семьи, пили, били...
— Когда я была маленькая, у нас было очень много безотцовщин.
— Вы снимали, как всегда, на родине?
— Половину фильма мы снимали в пионерском лагере в городе Сельцо Брянской области, построенном в 1953 году. Он сохранился в своем первоначальном виде. Единственное, что там стали ярче корпуса, так что придется гасить их цвет. Мы сделали в одном из них ремонт, установили пионерские щиты, флаги, урны, какие были в 1970-е. Вторую половину фильма снимали на Черном море.
— Кто же ваша юная героиня? Как вы ее нашли?
— Так как мы поехали в Брянскую область, то было принято решение снимать только местных ребят. Мама одной девочки, работавшая с нами на картине «Однажды в Трубчевске», увидела по телевизору объявление о пробах в Брянске и позвонила. Мы как раз поехали в Трубчевск, чтобы кое-что доснять для нашей документальной картины. Там и сделали пробы ее девочки. И, если честно, забыли про нее, и не потому, что она нам не понравилась. Просто детей было много. Нам нужно было выбрать 20 юных актеров, и это не массовка, а дети, у которых роли, костюмы, текст. В какой-то момент мы поняли, что главной героини у нас нет. И тут продюсер Рустам Ахадов вспомнил про Леру Сергиенкову из Трубчевска. Мы нашли ее пробы, и все поняли, что да, это она. Мы сняли пробу сцены в лесу и утвердили ее. Получается, что Трубчевск нас не отпускает.
— А кто сыграл родителей?
— Маму — Валентина Ельшанская из Якутии. Ее мы нашли через агентство. Она снималась в сериале «Реальные пацаны». Роль бабушки сыграла прекрасная Олеся Железняк. Другие актеры — из брянских театров. Дмитрий Ненахов сыграл папу, Алексей Дегтярев — вожатого, Ольга Иванова — воспитательницу, Вячеслав Шевченко — директора пионерского лагеря, Ирина Никифорова — врача. Марина Зубанова, снимавшаяся в «С любовью, Лиля», сыграла тетю Нюсю — хозяйку дома, в котором поселились бабушка и внучка. Юрия Кутафина из Курска вы знаете по «Огороду». Теперь он сыграл дедушку, приехавшего с внуком на Черное море из Ташкента. Мы даже передали кинематографический привет моему учителю Сергею Аполлинариевичу Герасимову.
— Каким образом?
— Папа одной девочки, отдыхающей на море, сыграл Юру Алябьева — героя фильма «Журналист» (в этой роли все запомнили Юрия Васильева). Мы продлили ему жизнь. А говорит он словами самого Герасимова, которые позаимствованы из его книги. Наш Алябьев разговаривает по телефону с Реутовым, которого у Сергея Аполлинариевича сыграл Сергей Никоненко. На экране он не появляется, но мы его повысили в должности. Реутов у нас стал главным редактором. Но все это, наверное, поймут только посвященные.
— Дети, с которыми вы работали, совсем из другой жизни, и им предстояло погрузиться в 1970-е. Как вы с ними работали?
— Мы им показали фильм «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен» Элема Климова, хотя он снят в 1964 году, а не 70-е. Когда мы делали пробы на «Мосфильме», то разговаривали с ребятами о том времени. Обязательно сделаем фильм о фильме, потому что это очень интересный материал. Все дети прочитали сценарий, и мы им задавали вопросы, например: «Кто такие пионеры?».
— И они знали?
— Они отвечали, что это дети, которые живут в лагерях. Мы их тоже поселили в пионерском лагере, где никто из них раньше не бывал. Они жили, конечно, по нашему расписанию, но завтрак, обед, ужин и тихий час были в обязательном порядке. А вечером наши ребята успевали и на дискотеку.
Логистика и организация были сложными. Съемки закончились, и мы сейчас не понимаем, как все это провернули, потому что у нас было очень мало съемочных дней из-за отсутствия денег. К кому бы мы ни обращались, как только потенциальные инвесторы узнавали, что фильм про СССР, энтузиазм у них пропадал.
— Казалось, что у нас многие ностальгируют по тем временам, хотя не меньше тех, кого пугает насаждение культа СССР.
— Для меня СССР — в некотором смысле идеальная организация всего, что было в кинематографе и в жизни. Тогда любили детей, ими занимались не только в школах и домах культуры, но и во дворе. Все зависит от того, кто в какое время жил. Я уверена, что детство тех, кто пишет об ужасах СССР, пришлось на 90-е, но они это время ассоциируют с Советским Союзом. Мне хочется им сказать: «Нет, дорогие товарищи! Вы уже не жили в этой стране. Вы даже не понимаете, что это такое». Наша картина делается с любовью к СССР, а сегодня ее насаждают грубо и топорно. В кино давно пора вводить систему, которая тогда существовала. В советские времена съемочный период длился три месяца, а сейчас потогонная система. С каждым годом все сжимается. При этом все ждут хорошего кино, а откуда ему быть при такой системе. Допустим, нам нужно снять еще один кадр, но уже стемнело. А на следующий день у нас другая локация, и мы не можем ничего доснять. Нет на это времени. И так каждый день. Все очень жестко по отношению к кинематографистам.
