На открытие выставки, подготовленной РОСИЗО совместно с Русским музеем, пускали маленькими группами по разноцветным браслетам, чтобы не создавать давки на экспозиции и дать возможность публике увидеть картины, а не чужие спины. Поэтому многие ждали своей очереди часами. Интерес к творчеству Павла Филонова, который занимает особое место среди своих современников-авангардистов, сегодня огромен. В свое время он был одним из самых запрещенных художников и по сей день остается одной из самых загадочных фигур на арт-сцене ХХ столетия.
Зрителя в потемках подвального зала моментально завораживает движение на картинах Филонова: акцентное освещение полотен высвечивает кинетизм и логику живописи. Архитектура выставки позволяет делать паузы у каждой работы: она походит на реку с ломаным, зигзагообразным руслом, которое бьется то о левый, то о правый «берег», а потом упирается в скалу и делает резкий поворот. Логика погружения в творчество Филонова отражает его концепцию, где важно движение от частного к общему и где картина развивается из точки, подобно прорастающему зерну. Так филоновская идея «мирОвого расцвета» (с ударением на второй слог) раскрывается постепенно — от маленького карандашного портрета (представленного копией в лайтбоксе) к большим полотнам с множеством деталей, где сюжет разложен на атомы и молекулы. Таким образом художник показывает не только видимый мир, а выходит за его пределы, пытаясь осмыслить незримые процессы мироустройства.
Филонов не просто живо интересовался научными трудами своего времени, будь то теория эволюции Чарльза Дарвина или относительности Эйнштейна, а препарировал их живописными средствами. На базе Института художественной культуры, где он был профессором и вел свой курс, вокруг художника сложилась отдельная школа. Ее идеи визуализированы на холстах Филонова и изложены письменно в «Декларации мирОвого расцвета», которая начала формироваться еще накануне Первой мировой войны, а окончательно оформилась к 1923 году. «В любом объекте не два предиката, форма да цвет, а целый мир видимых и невидимых явлений», — пишет он в своей декларации, отрицая все «вероучения в живописи, от крайне правых до супрематизма и конструктивизма» и выдвигая собственный принцип — «биологически сделанной картины». Для художника мир — это Вселенная, где каждый атом взаимосвязан с бесконечностью Вселенной, на своих холстах он пытается уловить непрекращающееся движение всего сущего. При этом понятие времени для него относительно. Поэтому в его работах то и дело возникают иконописные образы, как в работе «Святое семейство» или «Богородица с Младенцем».
Идеи Филонова довольно объемно изложены куратором выставки из Русского музея Евгенией Петровой, которая и 20 лет назад делала проект к его 120-летию в корпусе Бенуа. И все же в «движимой» экспозиции есть пробелы. Вот текст о художнике, а рядом несколько пустых ниш, куда так и просятся какие-то работы, но их нет. Вряд ли это обусловлено тем, что только в последние несколько десятилетий художника начали заново открывать — по сей день его философия не до конца понята. Но и в этих пробелах есть нечто символичное.
Когда-то в Русском музее поставили крест на Павле Филонове, теперь он же его заново открывает. Так, в конце 1929-го в ГРМ открылась выставка Филонова — и тут же закрылась, а еще на этапе подготовки проекта возникли проблемы: каталожную статью о Филонове, написанную ассистентом Николая Пунина Верой Аникиевой, заменили на текст искусствоведа Сергея Исакова, который поставил под сомнение ценность работ художника. На открытии тот же Исаков выступил с осуждающей мастера речью, однако рабочие, прослушав ее, начали смотреть работы и не согласились с искусствоведом. Очевидцы записали некоторые комментарии: «Кто был на Германской войне, тот поймет картину Филонова «Германская война»; «Как новое искание выставку надо приветствовать. Не надо смущаться тем, что непонятно». И все же Исаков стоял на своем — выставку закрыли. Художнику пришлось выносить картины на собственных плечах из музея. С тех пор его больше не выставляли. Оказавшись лишенным средств к существованию и возможности зарабатывать, он не продавал свои картины и преподавал бесплатно. Чудом его сестра сохранила архив и картины.
Упомянутая «Германская война» есть и на этой выставке. В ней неистовое движение, тяжелое чувство насилия и ярости, разложенное на атомы. По мощи картина сравнима с «Герникой» Пикассо, хоть и меньше ее размером. Как раз после нее в движении по «руслу» экспозиции происходит поворот, и далее — работы, которые писались в стол. В первой части вместе с революционностью метода Филонова чувствуется глубокая связь с историей и иконописью. Причем у фигур двоятся и троятся пальцы рук и ног, как будто художник поймал их движение, хотя современный зритель не может не заметить связь с картинами, которые моделирует искусственный интеллект. По Филонову, мир распадается на слагаемые и собирается вновь. Странно, что в ранних работах больше тьмы и тяжести, а в последних — наоборот, они словно выжжены светом. Многочисленные образы, линии, детали будто стираются, оставляя после себя мираж движения.
