В поисках себя. «Родители – это генетика. То, что я в рок-н-ролле сразу начал песни писать, креативить, мое ощущение авансцены и софитов – они генетически от родителей, безусловно. Поэтому я в рок-группе нашей соло на гитаре играл. В хоккее – играл в нападении, чтобы быть «на острие клюшки». А о профессии актерской родители не допускали мысли вообще».
«Меня ведь отдавали в балетную школу Большого театра. И вот судьба – в нее верю, кстати говоря: два года подряд, после 3-го и 4-го классов, в день экзамена я заболевал воспалением легких. Вообще меня туда не пускало. А в актерскую профессию наоборот».
«В седьмом классе мы играли в футбол на перемене. Зимой. То есть мы вышли на 15 минут, и именно в этот момент там была тетенька со студии Горького, которая занималась подбором мальчиков для кино. Она одного пригласила, второго, третьего, на меня реакции никакой. Я в это время стоял долбил мяч в коробку. Мне это в принципе и не надо было в тот момент, но обидно. И вдруг один мальчик говорит: «Я не могу! Я плохо вижу, поэтому мне свет нельзя яркий». – «А ну ладно. Тогда ты», – и тоже не мне, а другому парню в очках. Я так, отвлекшись от мяча, говорю: «А он тоже не может. Он видит плохо. Видите, у него очки!» Она так – уже от безысходности, по остаточному принципу: «Ну, ты давай тогда». И все. Я пришел на пробы, и после первого этюда меня сразу взяли»
О театре. «Театр – это сакральная возможность прихода к себе самому, где человек не стесняется быть собой. Иногда театр – вынужденная мера, когда больше ничего не остается: природа лицедейская такова, что твое место – здесь. Я специально дифференцирую, потому что театр, действительно, разный. Нет ничего прекраснее театра, с одной стороны, и нет ничего отвратительней, чем плохой театр, плохой спектакль, который нарушает элементарные представления о прекрасном. Но театр сам по себе очень противоречив».
«Театр может быть профессиональным, но не одухотворенным. Люди понимают, что они работают в модных спектаклях, но поиска там нет. Может быть коммерческим заведомо. Я в таких спектаклях играю – в антрепризе. И театр может быть очень умным, а зритель его не воспринимает. Или наоборот: ты порешь откровенную чушь, тебе иногда стыдно, и зритель это понимает. И все это театр».
Профессия «актер». «Я как практикующий человек понимаю, что есть вещи, которым, не учат профессионально. Ну, например, выдержке и феномену ожидания. Вот приходит артист на репетицию, все сидят, ждут. Потом кто-нибудь обязательно скажет: «Блин, ну че вызвали так рано, если не готова сцена», – предположим. Сидят опять. «Ну и зачем вызвали нас? Я бы сейчас…» Твоя профессия – здесь быть. Потому что, только ты отошел, тебя позвали. А ты, в принципе, не должен никуда уходить, ты должен сидеть, ждать».
«Я вообще редко репетирую весело, потому что подразумевается, что актерская профессия прежде всего сверхзависимая. Нет более зависимой профессии. Чему радоваться?»
«Вообще, профессия актерская противоестественная. Ты добровольно отдаешься в пользование, теряя при этом собственное представление и вообще занимаешься черти чем. Ты говоришь не своими словами, надеваешь на себя иногда хороший костюм, если художник талантливый, переживать из-за того, что на тебя незнакомый человек орет, что ты чего-то не то делаешь. И все это терпишь, выполняя его иногда идиотскую волю. Я специально хочу огрубить, потому что болезненное состояние актерское откуда берется-то?»
Правила жизни. «… время такое настало: надо многим одновременно заниматься. Мы в другой реальности уже живем. Передвигаемся быстрее, количество информации на нас обрушивается неимоверное. На современного человека за один день информации выливается столько, сколько средневековый человек получал за всю жизнь».
«… ты растешь, когда испытываешь максимальное напряжение, причем занимаясь одновременно всем. В этот момент происходит какой-то «квантовый скачок». И это добавляет много с точки зрения техники театральной, потому что и мозг, и «физика» должны сразу откликаться».
«Бывает, но постепенно, с опытом, приходит понимание, что ты должен терпеть. Что в театре, как и в любой профессии, не может быть только талантливых людей. Талантливых и умных меньше, чем обычных, конструкция пирамидальная – никуда не денешься от этого. С другой стороны, не интересно, когда все умные. И мне сейчас как профессионалу абсолютно безразлично, кто рядом находится, потому что хороший режиссер сохраняет баланс».
«Мы всегда пытаемся вывести закономерность и в этом смысле себя обкрадываем. Потому что любая закономерность превращается в правило. А правило едино для всех, в нем нет оригинальности. А я на жизнь так смотрю: что комбинации, как в шахматах, дают невероятное количество разрешения партии».
О временах года и Пушкине. «… что составляет нашу ментальность, – времена года. Не будь нашей осени – и «Болдинской осени» не было бы; не будь зимы – «Мороз и солнце, день чудесный» не было бы, ни хруста, ни радости солнца, уныния и подведения итогов осенних. Я в детстве думал: «Что Александру Сергеевичу так нравится осень?» А сейчас она и мне нравится, потому что с осенью приходят ароматы, внедряется желто-красный цвет, потрясающий в сочетании с голубым небом и низко висящим солнцем. Без осени и зимы никогда б не было весны, которая дает надежду, что уйдет грязь, придет зеленое, грянет свет! И лето мы воспринимаем как дар, потому что в любой момент оно может закончиться. И в результате оказывается, что времена года тоже очень важны для нас. У нас вся литература на этом построена, и вообще русский человек».
Смотрите фотогалерею по теме
